В холерные края, Помидоры, лотосы, комсомольская юность Опции

[para_dug]

Жарким июньским днем 1975 года на платформе Московского вокзала, находящейся слева от основных платформ и несколько сзади, так, что её не сразу найдёшь, собрались подростки, желающие веселья совместных мероприятий. Также присутствовали провожающие их родители. Ждали подачи специального эшелона, который должен был отвезти подростков в Астрахань на уборку помидоров. Комсомольские функционеры провели напутственный митинг. Поезд не подавали несколько часов, все истомились в ожидании. На окончивших девятые и восьмые классы школьниках была купленная их родителями стройотрядовская форма, к которой были выданы специальные нашивки с названием трудового отряда «Иштюбинский». Так назывался район Астраханской области, куда мы ехали. Все были привиты от холеры и ещё какой-то жуткой болезни.
Наконец поезд прибыл, загрузились, поехали. У каждого с собой было пластмассовое ведро. Для хозяйственных нужд в течение жизни в трудовом лагере (например, стирки одежды) и как тара для помидоров, вывозимых домой по окончании работы.
Дорога стала интересной лично для меня уже в Волгоградской области потому, что началась экзотика. Поезд шел по бескрайней степи, у железной дороги местами стояли очень маленькие строения из смеси глины и соломы, а рядом с ними верблюды. В темное время суток у фонарных столбов роилось огромное количество насекомых, некоторые из которых достигали размера нескольких сантиметров.
В Астрахань мы прибыли ранним утром. И сразу первое удивление: так рано, а уже так жарко. Если в шесть утра солнце так палит, то что же будет дальше? А дальше было всю дорогу плюс сорок пять в тени. Как-то вечером стало плюс двадцать пять – так мы все нацепили свитера, уже привыкли к тому времени к другому температурному режиму.
Привезли нас в лагерь, состоящий из нескольких кирпичных бараков и кухни-столовой. Кровати в бараках были объединены по парам, над каждой парой висел общий полог от насекомых. Вокруг была степь, но метрах в ста имелась речка, от купания в которой начальство нас сразу предостерегло, мотивируя запрет тем, что якобы в реке могли остаться возбудители холеры после эпидемии, случившейся в тех краях за несколько лет до этого. Но конечно, некоторые бегали купаться, и никто холерой не заболел, насколько я знаю.
Хотя менее серьезно болели все. В лагере была врач. Происходило так: идет докторица по территории, к ней молча подходит человек. Она молча достает из кармана ножницы и энтеросептол, отрезает некоторое количество таблеток и протягивает страждущему. Говорит, в каком порядке принимать. Расходятся.
А случалось это в основном от употребления в пищу помидоров. В начале, когда они ещё не созрели, мы их только пропалывали. Перед первым выездом на поля к нам приехал курирующий нас бригадир местного колхоза, рассказал, что делать и с грозным видом пообещал отрубить руку за каждый срубленный помидорный куст, так как он якобы дает 10 кг помидоров (или больше, не помню точно это впечатляющее число). Пропалывали примерно месяц, тяпками, потом, когда помидоры созрели, месяц собирали. На поле привозили бидон с водой, но идти до него несколько сот метров не хотелось, и жажду часто утоляли выпиванием сока из красных помидоров, естественно, немытых.
Помидоры молочной спелости аккуратно укладывали в ящики рядками, все одинакового размера, а красные сбрасывали в другие ящики. Нам объяснили, что это на томатный сок и пасту. Несколько лет после этого я томатный сок не пила, потому, что в те ящики шло много испорченных помидоров.
Мы работали в шортах и майках, а местные жители в синих трикотажных тренировочных костюмах с длинными рукавами (это был основной вид спортивной формы в СССР, если кто не знает). Мы не понимали, как это им не жарко. Но когда ехали в кузове грузовика с поля, наши открытые руки и ноги зудели и болели от сока зелени помидорных кустов, мы старались держать конечности так, чтобы они не соприкасались, так как это усиливало мерзейшие ощущения, и мечтали скорей добраться до душа и смыть с себя эту гадость. А у местных руки и ноги были защищены.
Так как нас предупредили, что в поле можно наткнуться на змей, и надо работать в закрытой обуви, то специально для этой поездки я купила кроссовки из грубой крепкой кожи. Они на фото. Их делали в городе Кимры. Популярным этот вид обуви стал в Европе года через два, а у нас и того позже. На них потом расписались все члены нашего отряда, храню как сувенир.
Периодически к нам наведывались комсомольские функционеры, чтобы поднять боевой дух. Как-то наши восьмиклассницы заявили им, что четырнадцатилетним полагается работать на два часа меньше, чем более старшим. Комсомолец стал стыдить их за отсутствие должного трудового энтузиазма. Ох уж эти агитаторы, они всегда вызывали у меня отвращение. Лицемерно призывали всех к стойкой борьбе за коммунизм, а сами на наши взносы получали все возможные удовольствия. Не зря из них потом получились первые российские миллиардеры.
Но, однако, зарплата, в отличие от продолжительности рабочего дня, всё-таки дифференцировалась по возрасту. Те, кому уже исполнилось шестнадцать, получили за каждый собранный ящик меньше. Правда, сумма за два месяца работы вышла смешная. Так что ехали туда не за деньгами, а за общением и романтикой.
Конечно, по вечерам бывали танцы. И проводился конкурс художественной самодеятельности. Мы с девчонками изобразили цыганский танец, собрав по лагерю длинные юбки (тогда они как раз вошли в моду, и многие сшили и взяли с собой). Ещё, кажется, поставили оперетту «Ворона и лисица» - плод коллективного творчества. Меня, как обычно, выдвинули в редакторы стенгазеты, а ещё был конкурс икебаны и первое место занял мой кочан капусты, в который я воткнула две дуги и назвала «Союз-Аполлон». Наградили, конечно, не за художественность, а за актуальность. Как раз за несколько дней до этого произошла стыковка советского и американского космических кораблей.
Однажды нас повезли на теплоходе в дельту Волги смотреть на цветущие лотосы. Предупредили, что за сорванный цветок полагается крупный штраф. Но с нами был секретарь райкома КПСС. Он не задумываясь срезал букет лотосов и с удовольствием фотографировался с ним и с нашими девочками. В итоге все желающие сфотографировались с лотосами в руках.
Были мы и в Астраханском кремле, по пути в баню.
Рядом с лагерем, в степи я впервые увидела в природе волка. Это был степной волк, небольшой и невзрачный. Он подходил достаточно близко к людям. И там же, в степи, единственный раз в жизни прокатилась на лошади.
Отдельное воспоминание у меня осталось о походе за арбузами. Нам с девчонками кто-то сказал, что неподалёку от поля, в котором мы работали, есть бахча. И мы решили поживиться. Хотелось астраханского арбуза, они считались у ленинградской публики самыми лучшими. Мы очень долго пробирались по длинным канавам между полями, между двух рядов какого-то высоченного тростника. Затея кончилась ничем, то ли бахчу не нашли, то ли сторож не пустил, точно не помню. Но помню, как долго возвращались. Впрочем, без дегустации арбузов мы не остались, нам их в лагерь привозили.
Однажды у коллектива появилось ощущение, что надо поесть помидоров со вкусом, не просто с солью. И мы во главе с нашей учительницей химии, которая приехала туда в качестве руководителя отряда нашей школы, взяли ведро, пошли в степь и сделали в степи деревенский салат из помидоров и огурцов с луком и подсолнечным маслом. С нерафинированным маслом, конечно, рафинированного тогда вообще не было. Осталось приятное воспоминание, до сих пор иногда хочется сделать такой же салат.
Родители присылали нам посылки по нашим заказам. Заказы были немудрёные. Я, как и другие, получила деревянный ящик со сгущенкой и печеньем.
А к нашей химичке приезжал жених. И она снаряжала его в обратную дорогу серьезно. Отправляла с ним домой несколько ящиков с помидорами.
Ну, а мы, закончив работу и получив зарплату, везли в Ленинград каждый по пластмассовому ведерку с помидорами молочной спелости. Мы уже точно знали, как их правильно выбирать.

Эскизы прикрепленных изображений

 

[Сидор Самураев]